Автор цитат: Уильям Голдинг

- Я главный, - сказал Ральф. - Вы же сами меня выбрали. И мы решили следить за костром. А вы погнались за едой.
- А ты не погнался? - крикнул Джек. - У самого в руках кость!

У кого соображенья нету, те только всем Жизнь отравляют.

Пока светло, мы ещё храбрые. Ну а дальше что?

Он вдруг понял, как утомительна Жизнь, когда приходится заново прокладывать каждую тропку и чуть не Все Время, Пока не спишь, ты следишь за своими вышагивающими ногами.

Будьте вы прокляты! Он рухнет, и я еще доживу до этого дня! Вы отняли у меня мое Дело, моих подручных, Все отняли, чтоб вам провалиться в самое пекло!

Вам это должно быть известно. Если угодно, такой же, как вы. Ничтожный. И я сознаю свое Ничтожество. А вы? Вспомните Айво, Джослин. Вы сделали мальчишку каноником. Потому только, что его Отец дал бревна для шпиля. Вот видите. У него столько же прав в соборе, сколько у вас. Или у меня. Но от него хоть меньше вреда. Он Все Время на охоте. А вы душили нас, как Проклятие. Когда я видел вас, облеченного властью настоятеля, у меня порой сжималось Сердце и перехватывало Дыхание. И вот еще что я вам скажу. Хотя теперь над нами висит эта каменная глыба, среди каноников Мир и Согласие, словно бальзам пролился на наши Души, потому что Нет вас.

Мне казалось, это будет просто. Мне казалось, шпиль завершит каменную Библию, станет каменным Апокалипсисом. В своем безумии я и не подозревал, что с каждым шагом мне будет дан новый Урок и новая Сила. И некому Было наставить меня. Я должен был строить, повинуясь лишь своей вере, не слушая ничьих советов. Другого пути не было. Но при этом Люди притупляются, как плохой резец, или срываются, как Топор с топорища. Я слишком был поглощен своим видением, чтобы принять это в Расчет, и, кроме Видения, не нуждался ни в чем.

Джослин пришел к макету, дабы самому ободриться. Он с трудом вытащил шпиль из гнезда, потому что Дерево разбухло, и держал его благоговейно, как святыню. Он нежно гладил его, покачивал в руках, смотрел на него, как Мать на дитя. Макет шпиля был восемнадцати дюймов, нижняя половина, сделанная в виде четверика, была прорезана высокими окошечками и оканчивалась целым лесом стройных башенок, над которыми поднималось острие, тонкое, без единого Украшения, с крохотным крестиком на конце.

С тех пор как на Джослина Впервые повеяло вонью из ямы, многое для него переменилось. Теперь он замечал, как этот омерзительный Запах примешивается по всему собору к запаху ладана и сгоревшего воска: видно, Вода незаметно просочилась в Могилы сильных мира сего по обе стороны хора и под арками главного нефа. И оказалось, замечал это не он Один. Живые, которые сделали Презрение к Жизни своим ремеслом, сочли это Напоминание слишком бесцеремонным и отправляли службы с неподобающим отвращением на лицах.

- Ну как, Роджер, Сын Мой? Мастер выпрямился, смахнул Пыль с колен, отряхнул Руки. Землекопы возобновили работу, лопаты зашуршали. - Вы поняли, что это значит, преподобный Отец? - Лишь то, что Легенды правы. Но ведь легенды всегда правы. - Вы, Священники, выбираете себе легенды по вкусу.

Он смеялся, вздернув подбородок и покачивая головой. Бог-Отец озарял его сиянием славы, и солнечные лучи устремлялись сквозь витраж вслед его движениям, животворя осиянные лики Авраама, Исаака и снова Бога-Отца. От смеха у него выступили Слезы, и перед глазами множились радужные круги, спицы, арки. Вздернув подбородок и сощурясь, он крепко, в обеих руках, держал перед собой макет шпиля - о Радость… - Полжизни ждал я этого дня!

Задним числом просто рассуждать о минувшем.

Наделенные разумом, мы поступаем вопреки ему.