Книга: О Кузнечиках

У Тебя антифранцузское произношение, Мой каштановый Дух Парижа, мое лиловое Настроение, моя самая близкая к небу Крыша. У тебя - Тишина всех древнейших храмов и звенящая леность картинной Вены. Бесполезность двуногих планов мажет янтарным мазутом Сены.
С каждым твоим самолетом, уходящим в неправильном направлении, Мне остается лишь вытрясать свои Мысли о неразъединении. И не больно, ведь Нет времени, когда басы и высоты Ближе, чем те 10 секунд, за которые Весна умирает в Париже.

Под папоротниковыми узорами
в сочно-зеленом свете
ты будешь играть апельсинами,
а я на своей планете…
пожалуй,
я просто буду.
Валькирии твоей далекой земли
пахнут морем,
поют колыбельные
и поджигают мои корабли,
а во Мне у странного Гнипахеллира
так оглушительно лает Гарм -
привязь не выдержит,
вырвется Жадный -
Мысли не по зубам.
А Рай - это Дунай,
лето
и Ноги по колено в воде,
это когда ты знаешь, что где-то
ты Есть настоящий,
но никак не припомнишь где.

Красота неуловима, давно потеряна и вообще ее не бывает, но с того момента Она застряла внутри меня таким ярким осколком, что я почти назвал бы это предчувствием. На однотипной равнине всех человеческих жизней, я бы назвал это робким предчувствием гор...

Вот скажи, как я им дам абсолютную свободу, Если их загон - это их Голова? Только головы отсекать и остается. Им ведь Все Чужое нужно: кнут, Мозги, пряник - своего-то Нет. Видел, что случается в поле с баранами, которые всю Жизнь в загоне прожили? Чахнут они Там от тоски зеленой - им поле интересно только так, гипотетически - чтобы Было куда стремиться.

Должно рисовать Картины мазками, как импрессионисты. Их мазки состояли из красок, моим состоять из жизней. Но ни у них, ни у меня Нет ни одного мазка, что не был бы совершенным.

- А как же Взаимопомощь, Самопожертвование, отвлеченность от дел мирских?
- Я им карму испорчу. Они баранами что-то в себе отрабатывают, а Если помогу, то помешаю.

И тогда я Впервые понял, что Нет абсолютно никакой разницы, кому молиться, важно - молиться, ведь молящийся блажен не потому, что молится, а он молится, потому что он - блажен.

Кот выказывал Присутствие наиполнейшего отсутствия. Вероятно, отбросив свое бренное Тело, он пустился странствовать по далеким мирам с молочными реками и сливочными берегами.

В покоях царил полумрак, пахло благовониями и скрипящими половицами. Вдруг на
одном из балконов мелькнул белый лоскуток. Так странно - в столь поздний Час, в этой
половине замка, в полном одиночестве на балконе сидела девочка. Волосы ее, заботливо
причесанные перед сном, но уже растрепавшиеся, чуть-чуть кудрявились, в них, послушная
любому дуновению ветра, танцевала алая шелковая лента.
Кто бы мог подумать, что такой Покой может снизойти на Человека только оттого, что
где-то на деревянном балконе холодной безлунной ночью сидит одинокий Ребенок с алой
шелковой лентой, едва поблескивающей в темноте.
Красота неуловима, давно потеряна и вообще ее не бывает, но с того момента она
застряла внутри меня таким ярким осколком, что я почти назвал бы это предчувствием. На
однотипной равнине всех человеческих жизней, я бы назвал это робким предчувствием гор.

Вокруг стоял Запах звонкого неба.
Руки пахли травой, сталью и кровью.
Пугливое Солнце скользило по остывающей коже. И тут это случилось…
Я увидел, как от засушливых берегов отправляется Флот, и Люди в чалмах читают за
него напутственные молитвы богу, чьё Имя на давно забытом языке означает « Дух Пустыни».
Увидел, как голубые купола сливаются с острыми хребтами, за которыми кончается их царство,
и начинаются бесконечные степи - владения жёлтых людей с огрубевшими лицами и неуловимой, бесполезной мудростью ветра. Увидел земли своего друга-христианина, увидел, как забавны его Братья, верящие Больше в общественное Мнение, нежели в своего распятого мученика. Я увидел, как Туман наползает на холмы, как просвечивают в нём погнутые степным ветром деревца, как исчезают в нём пятна пасущихся лошадей. Я почувствовал, как серебрится иней на чахлых кустарниках, как шелестят они своими длинными листьями. Я воспринял Всё это одновременно и сразу, потому что только так должно. Должно рисовать Картины мазками, как импрессионисты. Их мазки состояли из красок, мои состоят из жизней. Но ни у них, ни у меня Нет ни одного мазка, что не был бы совершенным.