Книга: Два капитана

... ещё в детстве Мне представлялось, что между людьми, спускающимися так глубоко под воду, непременно должен быть какой-то тайный Уговор, вроде клятвы, которую мы с Петькой когда-то дали друг другу.

Каждый военный Труд тяжел, но труд подводников, особенно на "малютках", таков, что я бы, кажется, не согласился променять на Один Поход "малютки" десять самых опасных полётов.

Этого не бывает, чтобы Женщина хоть раз в Жизни не пожалела того, Кто любит её так долго.

Самые интересные Мысли приходят в голову, когда тебе Восемнадцать лет.

Бороться и искать, найти и не сдаваться.

К Истории капитана Татаринова Анна Степановна подошла с неожиданной стороны.
- Несчастные Женщины! - сказала Она, хотя о женщинах не Было сказано ни Слова. - И Год ждут, и два... Он, может быть, и умер давно, и следа не осталось, а они Все ждут, все надеются: может вернется! А Эти бессонные ночи! А Дети! Что детям сказать? А эти Чувства безнадежные, от которых Лучше бы самой умереть! Нет, вы Мне не говорите, - с силой сказала Анна Степановна, - я это видела своими глазами! И Если вернется такой Человек - Конечно, Герой, что и Говорить. Ну и она - героиня!

Григорьев - яркая Индивидуальность, а Диккенса не читал!

Все Было впереди. Я не знал, что Ждет меня. Но я твердо знал, что это Навсегда, что Катя - моя, и я - её на всю Жизнь.

И вдруг происходит то, что казалось невозможным, невероятным. Происходит очень простая вещь, от которой Всё становится в тысячу раз лучше-погода, Здоровье, Дела. Он возвращается...

Если быть - так быть лучшим!

Наблюдательность обостряется от страданий.

Когда работаешь целый День, Разные невеселые Мысли приходят и уходят: Ничего не поделаешь - помещение занято.

Никогда не следует одному бродить по тем местам, где вы были вдвоём. Обыкновенный сквер в центре Москвы кажется самым грустным местом в мире. Не слишком шумная, довольно грязная Улица, которых в Москве сколько угодно, наводит такую тоску, что невольно начинаешь чувствовать себя гораздо старше и умнее.

- Между прочим, замечено, Иван Павлыч, что я всю Жизнь прислоняюсь к чужим семействам. Когда маленький был - к Сковородниковым, - помните, я вам рассказывал. Потом к Татариновым. А теперь к доктору.
- Пора, брат, уже и свое завести, - серьезно сказал Кораблев.
- Нет, Иван Павлыч.
- Почему так?
- У меня не идет это дело.
Кораблев помолчал.
Он налил себе, мы чокнулись, выпили, и он снова налил.