Книга: Ночное кино

Всякий раз, когда Сэм попадала под мою ненадежную опеку, няня откровенно наслаждалась властью телохранительницы, личного сопровождающего и спецназовца-наемника. В этом раскладе я был нестабильным государством третьего мира, с коррумпированным правительством, некондиционной инфраструктурой, восстаниями мятежников и экономикой в свободном падении.

К некоторым тайнам Лучше не прикасаться, что разгадка их - и Есть неведомое. Вскрывая их, взламывая, являя содержимое свету дня, ты себя убиваешь.

Я понимала, что, добиваясь славы, обрекаешь себя на дешевый Карнавал, где ты навеки заточен в клетке, и тебе аплодируют, однако над тобою равно и насмехаются.

Итак, я здесь умру. Сброшу с себя свою маленькую Жизнь. Да я и не носил ее толком. Жизнь была Мне костюмом, я надевал ее по особым случаям. В основном Она висела в глубинах гардероба, и я про нее не вспоминал. А ведь нам полагается умирать, когда уже расползаются стежки, когда локти и коленки измазаны травой и грязью, пуговицы оборваны, накладные плечи перекосило, потому что Тебя вечно кто-нибудь обнимал и ткань поблекла под ливнями и обжигающим солнцем.

- Я же говорю. Я люблю Тебя. Не как Друга, не как босса, а по правде люблю. Я уже целые Сутки знаю.
- По-моему, это как желудочный Грипп. Скоро пройдет.

Скажем так, когда Все закончилось, я поняла, что Любовь наша была тепличным цветочком. Распустилась и цвела в парнике, в очень особенных условиях, а снаружи, в настоящей Жизни, умерла.

В него Все влюблялись, дитя мое. Ты в его руках стала бы простой глиной. И это всех вас касается. Как устоять пред человеком, который понимает и ценит Тебя до последней капли?

Я шел по их следам, сам себя посылал на Край земли. Это Побег или Мне дарована Свобода?

Я не знал, каков будет Финал, что обрету я, когда Все закончится, - взгляну ли на Руины и узрю в его Истории Зло и Падение или в его поступках, в его попытках спасти Дочь, в его ненасытной жажде гнуть Жизнь до последнего предела, рискуя ее сломать, увижу себя.
Надо полагать, поведав Мне все, он умудрится исчезнуть быстрее ветра над полями. Я очнусь где-нибудь вдали отсюда, спрашивая себя, не привиделось ли мне, на самом ли деле он был в этом тихом доме, балансирующем на краю земли.
Но, шагнув ему навстречу, я знал одно: он сядет Рядом и поведает мне свою правду.
И я выслушаю.

Сотня разных мыслей пронеслась у меня в голове в этот Миг. Охотники глядят в Глаза добыче - что они видят? Я не знал, отыщу ли его, а Если отыщу - захочу ли убить его, проклясть его или разрыдаться. Может, пожалею его, преклоню колена пред уязвимым ребенком, что Живет в каждом взрослом. Но я чувствовал, что он ждал меня, что мы всего лишь сядем в Эти пустые кресла, Один Отец и другой, и станет лить Дождь, и Дым, свивая Новое гипнотическое заклятие, обволочет нас, и он Мне расскажет. И в повести его будет невообразимая Тьма, и кровавые потеки, и, вероятно, Она продлится много дней, и будут крики, и ярко-красные Птицы, и изумительные вспышки Надежды, подобные солнцу, что в единый миг освящает чернейшее Море. Я столько узнаю о грани, до которой доходят Люди, дабы что-то почувствовать, сколько мне и не снилось, и услышу Смех Сэм в смехе Сандры.

Никакой женщине его не удержать. И никакому мужчине. Если приглядеться, Великие художники не любят, не живут, не трахаются и даже не умирают, как нормальные Люди. Потому что у них всегда Есть Искусство. Оно их питает Больше, чем любые Связи с людьми. Какая бы человеческая Трагедия их ни постигла, Она их Никогда не убивает совсем, потому что им достаточно вылить эту трагедию в котёл, подмешать Другие кровавые ингредиенты и вскипятить Все это на огне. Не случись никакой трагедии, не вышло бы столь великолепного варева.

Моя Утрата выпотрошила меня. Я осталась пустой оболочкой. Когда так любишь и теряешь, Исцеление невозможно.

Жизнь товарняком мчится к одной-единственной станции, и те, кого мы любим, пролетают мимо пятнами Цвета и света. Ничего не удержишь, никак не замедлишься.

… Ничто не трогает людей, ничто не притягивает Взгляд сильнее правды.