Книга: Ночь в Лиссабоне

Я познакомился с ним в Лувре, у картин импрессионистов, где проводил целые вечера. Это успокаивало. Когда я стоял перед тихими, наполненными солнцем пейзажами, не верилось, что двуногое Существо, создавшее Все это, в то же Время могло готовить разбойничью войну. Не верилось. И Эти Иллюзии на Час, на два снижали бешеное Давление крови.

Он, видно, был свободен от фальшивых правил Приличия и понимал, что Если Человек голоден, он будет Есть, даже если Рядом страдают, и что это нельзя считать бесчувственностью. Если ничем нельзя помочь другому - пусть голодный ест Хлеб, Пока его не отняли.

Я был счастлив, - быстро сказал он вдруг, понизив Голос. - Я был очень счастлив, - повторил он, глядя в сторону. - И Никогда не думал, что можно быть таким счастливым.

Как и везде, я здесь тоже знакомился главным образом с музеями и соборами - не потому, что любил бога или Искусство, а просто потому, что в соборах и музеях не спрашивали документов. Перед распятием и полотнами живописи еще можно Было оставаться просто человеком, а не субъектом с сомнительными документами.

Страх перед полицией Никогда не оставляет эмигранта. Даже во сне. Даже тогда, когда ему нечего бояться.

Знание - всего лишь клочок пены, пляшущий на волне. Любой ветерок мог его сдуть, а Волна оставалась.

Если бы только знал, как безотрадны Все Эти донжуаны! Как поношенные платья! А ты другой. Ты - мое Сердце.

Вздыхал орган, блики света дрожали на золотой чаше, которую поднял Священник и в которой была Кровь Христа, спасшего Мир. К чему же Она привела, эта кровь? К кровавым крестовым походам, к религиозному фанатизму, пыткам инквизиции, сожжению ведьм, убийствам еретиков - и Все во Имя Любви к ближнему.

Когда полностью зависишь от других людей, превращаешься в психолога, тщательно взвешивающего мельчайшие Детали, хотя сам в это Время едва можешь дышать от напряжения, или - может быть - именно благодаря этому. Одно Ничего не знает о другом, и оба действуют раздельно, не влияя друг на Друга: подлинный Страх, подлинная Боль и предельная расчетливость, и у всех Одна и та же Цель - Спасение.

Я Никогда не думал, была ли Елена здесь верна Мне. Это уже не имело значения. Нам выпало слишком много испытаний, и у нас не осталось Ничего, кроме Стремления выжить во что бы то ни стало.

Я приучал себя Смотреть на эту Жизнь как на какой-то Переход, который не имеет Ничего общего с моим внутренним я. Все совершалось помимо моей воли, а я, как ученый Зверь, только отвечал на то, что делалось. Заботы убивают так же, как дизентерия, от них Надо держаться подальше...

Ведь Гитлер не только другим прожужжал уши - он и сам верит в то, что он апостол мира и что войну навязали ему Другие. И Вместе с ним в это Верят пятьдесят миллионов немцев.

Разве ты не знаешь, что Невиновность - в наш Век - Преступление, которое карается тяжелее всего?

... всегда сильные страны обвиняют Слабые в агрессивности.