Книга: Машенька

Тёплая громада Родины...

Гремели черные Поезда, потрясая окна дома; волнуемые Горы дыма, движеньем призрачных плеч, сбрасывающих ношу, поднимались с размаху, скрывая ночное засиневшее Небо; гладким металлическим пожаром горели крыши под луной; и гулкая Черная Тень пробуждалась под железным мостом, когда по нему гремел Черный поезд, продольно сквозя частоколом света. Рокочущий гул, широкий Дым проходили, казалось, насквозь через Дом, дрожавший между бездной, где поблескивали, проведенные лунным ногтем, рельсы, и той городской улицей, которую низко переступал плоский мост, ожидающий снова очередной Гром вагонов. Дом был, как призрак, сквозь который можно просунуть руку, пошевелить пальцами.

Она испуганно отказалась от приглашения танцоров и теперь дремала чутким, старушечьим сном, сквозь который огромными шкалами, полными дрожащей посуды, проходил грохот поездов.

... на розовато-млеющем небе, где блестел, как прозрачный обрезок ногтя, юный месяц, и Рядом с ним, у нижнего рога, дрожала светлая капля - первая Звезда.

- ... Вы как, любите Россию?
- Очень.
- То-то же. Россию Надо Любить. Без нашей эмигрантской Любви России - крышка. Там ее Никто не любит.

Он шел и думал, что вот теперь его Тень будет странствовать из города в Город, с экрана на экран, что он Никогда не узнает, какие Люди увидят ее, и как долго Она будет мыкаться по свету. И когда Потом он лег в Постель и слушал Поезда, насквозь проходившие через этот унылый Дом, где жило семь русских потерянных теней, - вся Жизнь ему представилась той же съемкой, во Время которой равнодушный статист не ведает, в какой картине он участвует.

А сколько раз уже он клялся себе, что Завтра же с нею порвет, придумывал без труда нужные выражения, но никак не мог себе представить вот ту последнюю минуту, когда пожмет ей руку и спокойно выйдет из комнаты. Вот это движенье, повернуться, уйти казалось немыслимым.

А сил не Было потому, что не было у него определенного желанья, и мученье было именно в том, что он тщетно искал желанья. Он не мог принудить себя протянуть руку к лампе, чтобы включить Свет. Ему казался немыслимым чудом этот простой Переход от намеренья к его осуществленью. Ничто не украшало его бесцветной тоски, Мысли ползли без Связи, Сердце билось Тихо, Белье докучливо липло к телу.

Вернувшись домой, он пробовал читать, но то, что Было в книге, Показалось ему таким чужим и неуместным, что он бросил ее посредине придаточного предложения. На него нашло то, что он называл "рассеянье воли". Он сидел не шевелясь перед столом и
не мог решить, что ему Делать: переменить ли Положение тела, встать ли, чтобы пойти вымыть Руки, отворить ли Окно, за которым пасмурный День уже переходил в Сумерки...

Все те мелкие, чем-то милые Предметы, к которым Глаза и пальцы так привыкают, и которые нужны только для того, чтобы Человек, вечно обреченный на новоселье, чувствовал себя хотя бы немного дома, выкладывая в сотый раз из чемодана легкую, ласковую, человечную труху.

Обои - белые, в голубоватых розах. В полубреду, бывало, из этих роз лепишь профиль за профилем или странствуешь глазами вверх и вниз, стараясь не задеть по пути ни одного цветка, ни одного листика, находишь лазейки в узоре, проскакиваешь, возвращаешься вспять, попав в Тупик, и сызнова начинаешь бродить по светлому лабиринту.

Он был из породы людей, которые умеют добиваться, достигать, настигать, но совершенно неспособны ни к отречению, ни к бегству,- что в конце концов одно и то же.

Кто бреется, тот каждое Утро молодеет на День.

"Какой он, Право, странный", - думала Клара, с тем щемящим чувством одиночества, которое всегда овладевает нами, когда Человек, который нам дорог, предается мечте, в которой нам Нет места.