Книга: Мартин Иден

Мысли Мартина витали Далеко, почти за пределами сознания. Время от времени он делал над собой усилие, чтобы хоть что-нибудь ответить Джо. А ведь он любил Джо. Но Джо был слишком полон Жизни, и соприкосновение с ним Было теперь для Мартина болезненно. Для его усталой Души это было чересчур большим грузом.

Он был слишком утомлëн, чтобы Думать, и уже начинал чувствовать Отвращение к самому себе, как будто совершил что-то постыдное и непоправимое. Всë повышенное Было в нëм подавлено, Честолюбие его притупилось, а жизненная Сила настолько ослабела, что он уже не чувствовал никаких стремлений. Он был мëртв. Его Душа была мертва. Он стал просто скотиной, рабочей скотиной. Он уже не замечал никакой красоты в солнечном сиянии, пронизывавшем зелëную листву, и Глубина небесной лазури уже не волновала его и не вызывала мыслей о космосе, исполненном таинственных загадок, которые так хотелось разгадать. Жизнь была тупа и бессмысленна, и от неë оставался дурной Вкус во рту. Чëрное покрывало было накинуто на экран его воображения, а Фантазия томилась, загнанная в тëмную каморку, в которую не проникал ни Один луч света.

<...> вся Разница между этими адвокатами, офицерами, дельцами, банкирами, с одной стороны, и людьми рабочего сословия, с другой, основана на том, что они иначе едят, живут и одеваются. Всем им одинаково не хватало того самого главного, что он находил в книгах и чувствовал в себе.

Когда мучительно устал от Жизни, Смерть готова успокоить Тебя, одарить вечным сном.

Кто умер, уж не встанет!

Музыка на него всегда сильно воздействовала. Она, точно крепкое Вино, горячила его Чувства, опьяняла его Воображение и уносила в заоблачную высь. У него словно вырастали Крылья. Неприглядная Действительность переставала существовать, уступая Место прекрасному и необычайному.

Нового рая он не нашёл, а старый был безвозвратно утрачен.

Жизнь была для него мучительна, как яркий Свет для Человека с больными глазами. Жизнь сверкала перед ним и переливалась всеми цветами радуги, и ему Было больно. Нестерпимо больно.

- Это нечестно! - вскричала Руфь. - Я так и знала, что вы сведете весь Разговор к шутке.
- Но согласитесь, что Шутка остроумна!

Разум не должен вмешиваться в любовные Дела.

Ты хотел создавать Красоту, а сам Ничего не знал о природе красоты. Ты хотел писать о Жизни, а сам не имел Понятия о ее сущности. Ты хотел писать о мире, а Мир был для Тебя китайской головоломкой; и что бы ты ни писал, ты бы только лишний раз расписался в своем невежестве.

Теперь Вселенная предстала перед ним как единое целое, и он странствовал по ее закоулкам, тупикам и дебрям не как заблудившийся путник, сквозь таинственную чащу продирающийся к неведомой Цели, а как опытный путешественник-наблюдатель, старающийся Ничего не упустить из виду и Все заносящий на карту. И чем Больше он узнавал, тем больше восхищался миром и своей собственной жизнью в этом мире.

Наблюдая летящих птиц, он часто размышлял над механизмом их полета; но он Никогда не обобщал этого явления и не думал о механизме полета вообще и о том процессе развития, который привел к появлению живых летающих существ. Он даже и не подозревал о существовании такого процесса. Что Птицы могли «стать», не приходило ему в голову. Они «были» - вот и Все, уж так случилось. И как обстояло Дело с птицами, так обстояло и со всем остальным.

Все связано в мире, от самой далекой Звезды в небесных просторах и до мельчайшей крупицы песка под ногой Человека.